Я могу часами обсуждать с ней Дубцова в детских коротких штанишках. Его это не особо радует, зато меня это радует дико. Все эти истории о том, как он упал с велосипеда или с дерева. Маленький шрам-полумесяц на его колене — привет как раз от того дерева.

— Че за?.. — удивленно бормочет таксис.

Вытянув шею, вижу как машина упирается в пробку, которой на этой улице за всю свою жизнь не видела. Машины паркуются повсюду, забивая каждый свободный кусок асфальта вдоль тротуара.

— Я здесь выйду, — говорю водителю. — Можно?

— Да, только быстро.

Осмотревшись, выхожу из машины и семеню в тротуару. И мое воображение, черт возьми, покорено!

У входы в кафе настоящая толпа. Самая настоящая толпа, и из того, что я об этом заведении знаю, там внутри они все просто не поместятся.

Дубцова я вижу сразу.

Без куртки, он стоит в стороне от толпы, засунув руки в карманы джинсов. На нем тонкий свитер горчичного цвета и черные джинсы. Он выглядит потрясающе. Высокий и широкоплечий. Большой и сильный. Мне кажется, в последнее время он стал еще больше, чем был.

Я чувствую, что он скользит по мне взглядом, но слишком потрясена, чтобы трепетать с головы до ног.

— Ничего себе… — бормочу, оказавшись рядом.

Обернувшись, он окидывает взглядом творящееся вокруг безумие и пожимает плечом.

Но ведь это его заслуга! Он это знает, и я это знаю. Это его идея. Его бизнес-план!

— Пошли, — взяв меня за руку, проводит сквозь толпу.

Пробираемся через галдящий зал, и, здесь на удивление очень нейтральная картина. Играет музыка, но не так громко, чтобы из ушей лилась кровь. За столами оживленные разговоры и смех, никакого беспредела, никаких драк или бьющихся люстр. Здесь все просто отдыхают.

Кир проводит меня за барную стойку, где вижу Никиту Баркова в качестве бармена и Алёну, которая на стуле в углу зависает в телефоне. Парень в черной униформе корректирует действия Никиты, судя по всему, этот парень профессиональный бармен.

— Приветы! — встает она. — Садись.

— Мы что, в автобусе? — закатываю глаза.

— Давай сюда, — Кир нависает надо мной, принимаясь расстегивать пуговицы на моем пальто.

Его пальцы ловко покоряют одну за одной, и, когда смотрю в его лицо, вижу что ему не терпится узнать, что у меня под верхней одеждой. На мне короткая кожаная юбка и блузка с круглыми дырками на плечах. У меня нет живота. Почти совсем. О том, что он все же есть, знаем только мы с ним.

— Мохито хочешь? — спрашивает, глядя мне в глаза.

— Ты сам сделаешь?

— Я кроме него больше ничего не умею.

— Ладно, — говорю с кокетством, от которого самой приторно.

Уголок его губ ползет вверх.

Встав на цыпочки, обнимаю его за шею и заставляю склониться к себе. Я люблю, когда наши лица на одном уровне. Тогда я вижу особенную скульптуру его лица, вижу пробивающуюся на щеках темную щетину и пляшущие в его карих глаза огоньки потолочных ламп.

Прижавшись губами к его уху, шепчу:

— Классное место.

Я им горжусь. Он умный, сильный. Все, к чему он прикасается, будто превращается в курицу, несущую золотые яйца. Я вижу это сейчас, и увижу снова, уверена.

Его ладонь сжимает мою попу через юбку.

— Спасибо, — бормочет мне на ухо.

Выпутавшись из его рук, прошу Алёну:

— Отведи меня в туалет.

— Пошли, — толкает меня вперед.

— А где Карина? — спрашиваю, пока идем через зал.

Здесь столько народу, что в этой кутерьме мы просто теряемся.

— Не знаю, пока не приходила, — отвечает Алёна. — Я тут подожду, — притормаживает у двери с надписью “WC”.

Зайдя внутрь, быстро делаю свои дела, а когда мою руку, дверь соседней кабинки открывается, и за моей спиной возникает Таня Глухова.

Я видела ее только на фотографиях. А она… понятия не имею…

Вопрос отваливается сам собой, когда ее глаза косятся на меня, а губы слегка поджимаются. Остановившись рядом, нажимает на дозатор и пихает руки под воду.

Она красивая. Даже очень.

На ней красное платье. Волосы собраны в высокий хвост. В зеркале мы почти одного роста. Я чувствую запах ее духов, и… я чувствую, что я не пай-девочка…

Только не сейчас!

Когда наши глаза в зеркале встречаются, отвечаю ей прохладным взглядом, который вообще не умею использовать как следует. Но ведь она об этом не знает!

Я знала, что она будет здесь. Она соучредитель кафе. Она придумала отправить Кира и Баркова за барную стойку. Она оформляла интерьер. Она тут повсюду. Но без него у нее даже пяти процентов от того, что я видела там, в зале, не родилось бы.

И он… он мой.

Стряхнув руки, тянусь за бумажным полотенцем.

— Думаешь, удержишь его пузом? — говорит вдруг моя соседка.

Метнув на нее глаза, вижу насмешку и иронию. Картинную жалость.

Она ничего не знает о нас. Ничего не знает о том, как можно заживо гореть, зная, что ОН так близко, но дотронуться до него нельзя. Когда-то я думала, что это он меня выбрал, а теперь уже не уверена. Я могла сбежать от него, ведь он пугал меня до чертиков. Своими шпильками, своей самоуверенностью. Но я упрямо летела на огонь, как безмозглый мотылек. Выходит… я тоже его выбрала.

— Жалеешь, что не сделала этого раньше меня? — бросаю ей.

— Помилуй Боже, — усмехается. — В девятнадцать залетают только идиотки безмозглые.

— По-моему, — стряхиваю с рук воду. — Как раз безмозглые идиотки так и рассуждают.

Обойдя ее, выхожу из туалета, чувствуя нервную дрожь от того, что мне не придется краснеть за себя завтра утром, когда я прокручу этот разговор в голове раз тридцать или сорок.

— Пошли, — тяну Алёну за собой, схватив за руку.

За стойкой Дубцов и Барков воюют с коктейлями, и через пять минут я получаю свой безалкогольный Мохито. Он оседает в желудке терпким приятным вкусом, как и этот вечер. С Алёной мы даже осваиваем музыкальный автомат и заказываем свою песню.

Понятия не имею, на какой в точности эффект они рассчитывали, затевая все это, но явно не на такой, потому что, когда за стойкой появляется Стас, его слова гласят:

— У нас так бухло закончится! Нужно ехать закупить ящиков пять, на всякий случай, пока магазины открыты.

— Я пас… — качает головой Кир.

— Возьми Алёну, — обернувшись через плечо, Барков кивает на свою девушку. — Съездишь с ним?

— Съезжу, — вздыхает.

Мы с Киром уходим ближе к одиннадцати, не дождавшись их возвращения.

Наша машина припаркована прямо перед входом. Когда садимся в нее, впервые за этот вечер я чувствую себя чертовски неуютно! Потому что это черный седан “мерседес”, похожий на космическую летающую тарелку, и если до этого момента на нас обращали внимание лишь некоторые, то, когда пищит сигнализация, на нас смотрят абсолютно все.

Это случается каждый раз, когда мы возникаем где-то на городских парковках.

Каждый. Чертов. Раз.

Пристегиваю ремень, пока он неторопливо сдает назад.

Запахи новой кожи салона щекочут нос.

Расслабляюсь, растекаясь по глубокому креслу. Сложив на животе руки, сообщаю:

— Твоя бабушка живет у моего деда.

— А ты что, против? — интересуется он.

— Ты что, знал?! — смотрю на него возмущенно. — И не сказал?!

— А че, будешь бить? — хмыкает.

Развалившись в кресле, он управляет этой машиной, как будто в ней родился. Так расслабленно и уверенно, что мой мозг воспринимает это, как нечто бесконечно сексуальное! Тем, от чего слюни текут.

— Нет, — говорю с обидой. — Я бы тебе сказала. Сразу.

— Я не знал, — сразу проясняет он ситуацию.

— Но догадывался?

— Ты решила до меня доеб*ться? — улыбается.

— Ответь на вопрос!

— Догадывался, — вздыхает, легко выкручивая руль и сворачивая во двор новенькой высотки.

Мы живем в пяти минутах езды от музкафе. Это съемная квартира, своей у нас пока нет, но мы подумываем о том, чтобы выкупить эту. Она достаточно огромная, чтобы вызвать у меня культурный шок и реакции, обратные клаустрофобии. Когда я в ней одна, чувствую себя иголкой в стоге сена.