Я вижу только один гребаный выход из ситуации. Она вообще не должна ни о чем узнать.

— В основном по городу, — отвечаю на ее вопрос. — Нужно в пару мест заехать, и проконтролировать установку сантехники в кафе.

— Ясно… — говорит, открывая бельевой ящик.

Глазами скольжу по тонкой линии ее позвоночника и ямочкам у основания спины. По округлым бледным ягодицам. По гладким стройным ногам, которые, несмотря на средний рост, в пропорциях ее тела очень выделяются.

Достав из ящика розовые хлопковые трусы, наклоняется и надевает их, заставляя сжиматься мою челюсть.

Где-то за дверью слышу отчетливое громыхание посуды и наконец-то принимаюсь надевать носки.

Аня облачается в плотные тёплые колготки и пушистое платье зелёного цвета, похожее на свитер.

К тому времени, как выходим из комнаты, Анин дед сооружает на столе очень английский завтрак. Яйца, сосиски, которые, кажется, ни разу в жизни не ел, чай с бутербродами.

Это в тему, потому что с утра я обычно ем, как бульдозер, но откусив от сосиски, понимаю, что это не мое.

— Кхм… — тактично отодвигаю ее на край тарелки.

Медленно грызя сыр, Аня провожает мои телодвижения глазами и отводит их от моей тарелки, вперив взгляд в стол.

Ее дед держится примерно пять минут, после чего бодро интересуется:

— Ну что, молодежь. Какие планы на жизнь?

Поперхнувшись, Аня запивает этот вопрос чаем.

Если она опасается того, что я оглашу наш вчерашний порядок планов, то зря. В ответ на вопрос ее деда, я отвечаю менее конкретно:

— Поженимся. Ребенка родим. Обзаведемся жилплощадью.

Я бы даже примерно не смог объяснить ему всех сложностей реализации этого плана, твою мать. Я думаю, оно ему и не надо, но если его это успокоит, то план у меня все же есть, правда его масштабы он вряд ли может представить.

— Достойно… — хмыкает. — И когда… кхм… свадьба?

— Мы вчера подали заявление, дедуль, — успокаивает Аня. — Так что… в общем… в среду.

— Пум-пум… — тянет Борисыч. — Ну, спешить-то не обязательно.

Медленно поднимаю на него глаза.

Чуть вскинув покрытый седой щетиной подбородок, смотрит на меня, и то, что вижу в его глазах, это, твою мать, вызов. Четкий намек на то, что в качестве “зятя” я ему нафиг не упал.

Так значит?

Во всем я, блть, плохой. Так считает не он один, но я не спешу его разубеждать. Я никогда не говорит, что рубаха парень, и ни одной девушке, помимо его внучки, не предложил бы руки и сердце по залёту.

— Мы и не спешим, — отвечает ему моя тихоня. — У нас все по плану.

— План-то у вас немного перевернутый. Хорошо, когда как-то все наоборот, что ли, делается. Сначала жилплощадь, потом уж лялька…

— Дед, — вдруг злится Аня. — Если бы все ляльки по умному делались, человечество вымерло бы еще два миллиона лет назад.

— Метко, — бормочет тот.

— Захочешь ещё, обращайся, — встаёт из-за стола, забирая свою кружку.

Отложив приборы, тоже встаю, сказав «спасибо» за приготовленный им завтрак.

Глава 45

Кирилл

Час спустя торможу машину у безликого обшарпанного здания.

— Вы приехали, — извещает навигатор, а я что-то нифига не уверен.

Не глуша мотор, прижимаюсь к рулю грудью и осматриваюсь. Могу сказать с полной и абсолютной уверенностью, что никогда не был ни в этом районе, ни в этом месте.

Кое-где на первом этаже горит свет, в остальном там жизни нет. В утренней мороси даже прохожих нет, хотя в восемь пятьдесят утра допускаю, будто это нормально.

— Мы точно туда приехали? — спрашиваю Аню.

— Да. Это за углом. Вон там, — кивает подбородком в неопределенном направлении.

У нас еще десять минут до открытия женской консультации, которую ей посоветовали. Откровенно говоря, выглядит это место стремно, и, посмотрев на часы, спрашиваю:

— Че это за помойка?

— Мы подъехали не с той стороны, — поясняет. — Ваше величество.

— То есть, с другой стороны не помойка? — уточняю, осматривая раскинувшийся передо мной вид.

Ряд из трех мусорных баков, старое крыльцо с осыпавшимися ступеньками и заколоченной дверью, убогие кирпичные стены и зарешеченные окна.

— Не знаю. Когда пойду, тогда и узнаю, — говорит мотылек.

— Тогда вместе пойдем, — отстегнув ремень, смотрю на нее.

Отпустить ее одну бродить здесь я не могу. Я просто не смогу, твою мать, начать свой день, зная, что она ходит где-то здесь одна.

Она выглядит лучше, чем час назад, но то, что в ее руке мандариновая корка, которую не спеша жует, говорит мне о том, что это только кажется. Плюс ко всему, она выглядит очень загруженной. Глядя перед собой, мнет несчастную кожуру и о чем-то усиленно думает.

Уверен, поводы для мозгового штурма у нас с ней в девяносто процентов случаев разные, поэтому не могу не спросить:

— Че у тебя в голове сейчас происходит?

— Они все нас считают дураками, — делится она. — Даже дед.

Я бы добавил, что ее дед в придачу считает меня мудаком, но решаю оставить это открытие при себе.

— Они “все” нам завидуют, — заверяю ее.

— Правда? — смотрит на меня с кислым недоверием.

— Угу, — усмехаюсь. — Они “все” зассали бы, окажись на нашем месте. Поэтому завидуют.

Ее лицо омрачается, глаза прячутся от моих.

— Я тоже “зассала”, — говорит Аня.

Блин.

Чисто технически так и есть. Но я уже ни в чем не уверен.

— Проехали, — бормочу, забирая с панели телефон.

— Ты не понял, Дубцов.

Глядя на нее, вопросительно выгибаю брови.

— Я “зассала” не тогда, когда решила от детёныша избавиться, а когда поняла, как боюсь, что ты об этом узнаешь.

— Ты боялась правильно, — говорю на полном серьезе.

— И… чтобы ты сделал? — поднимает на меня немигающие глаза.

Нихрена хорошего

Если бы я узнал об этом, не имея понятия об общей картине, решил бы, что ей тупо не нужен, но если бы узнал в противоположной ситуации, я бы вряд ли простил ей такую трусость. Она это знает, именно поэтому “зассала”.

— Мы теперь не узнаем, да? — задаю встречный вопрос.

— Прости меня… — шепчет, глядя на мандариновую корку в своих руках.

— Ань… — откинув голову на спинку кресла, прикрываю глаза. — Я тоже облажался.

— Да, Дубцов, — слышу ее тихий голос. — Ты облажался. Я… мечтала, что ты придешь за мной. Еще тогда, в январе. Несмотря ни на что.

— Мечты — это воздух, — доношу до нее простую истину. — Нужно не мечтать, а действовать.

— Не все могут как ты, Кир.

Втянув в себя воздух, с шумом выдыхаю.

Посмотрев на нее, вынужден согласиться. Мы разные, и дело не в разнице наших полов. Но может в этом и прикол? Именно это в ней меня и манит. То, что она не такая, как я. И не такая, как все, кого я знаю. Я понял это с первого взгляда. С самого первого, твою мать, взгляда.

Ее глаза блуждают по моему лицу. Чистые, как слезы младенца. И наивные тоже. Все это время она пыталась противостоять мне, как могла. Я бы мог ее сломать в два счета, но скорее ногу себе отстрелю, чем сделаю это. Любому отстрелю, потому что, кажется, судьба у меня такая — быть мужем Калининой.

Это торкает, и сильно.

— Попробуй спрятаться от меня сейчас, — отвечаю хрипловато. — Я тебя найду, можешь не сомневаться.

— Зачем мне прятаться? — вздыхает, отстегивая свой ремень.

Потому что я облажался.

— Просто знай это, — произношу вслух.

— Угу… — фыркает. — Ты меня иногда пугаешь.

— Ты меня иногда тоже, — сообщаю ей.

Смотрим друг на друга, и я тянусь к ней за секунду до того, как она делает то же самое. Обняв ладонью маленький острый подбородок, касаюсь мягких нежных губ своими. В ней все не такое, как во мне. Даже то, как ее губы сдаются моим каждый раз, когда мне хочется быть главным, говорит о том, что я сильнее. Простая физика, но это будит инстинкты.

От нее пахнет мандаринами, и я готов ее губы сожрать, но, на данный момент, утро не та часть дня, в которую стоит болтать ее гормоны.